Советский ответ Эйфелю.
В рубрике «История одного дизайна» мы рассказываем о выдающихся объектах дизайна — о предпосылках их создания, значении и влиянии на развитие визуальной культуры.
Памятник III Интернационалу, сегодня известный как башня Татлина, — произведение, которое относится одновременно к скульптуре, архитектуре и к идеологической пропаганде.
Башня так и не была построена, но осталась в истории — как идея одного из лидеров русского авангарда Владимира Татлина.
Проект
В первые годы советской власти в России было решено поменять старые памятники на новые монументальные произведения — им отводилась важная роль в распространении коммунистической идеологии. Пока авангардисты занимали руководящие должности в управлении культурой, Владимир Татлин был вовлечён в этот процесс.
В 1920 году Татлин создал из дерева семиметровый макет памятника III Интернационалу. Реальная башня должна была достигать высоты 400 метров, это на 100 метров больше Эйфелевой башни — самого высокого сооружения в то время. Внутри памятника располагались бы четыре гигантских здания разных форм, а в них, в свою очередь, — советские учреждения.
Каждое здание должно было вращаться вокруг своей оси с разной скоростью. Нижний куб — со скоростью одного оборота в год, пирамида бы совершала один оборот в месяц, цилиндр — оборот в сутки, полусфера — оборот в час. Башня также выполняла бы функцию гигантской радиоантенны.
Смысл
Идея башни восходит к периоду русского искусства, когда церковь неодобрительно относилась к скульптурам. Памятниками тогда становились произведения архитектуры: храмы, соборы, часовни. Произведение Татлина тоже прославляло не художника или деятеля революции, а новый миропорядок, коммунизм как высшую идею.
Памятник III Интернационалу также часто сравнивают с Вавилонской башней в том виде, в котором её принято изображать, — громадным конусообразным строением. В то же время металлический каркас памятника напоминает о другом революционном в своё время архитектурном произведении — Эйфелевой башне. Стремительность металлических изгибов, лёгкость и подвижность конструкции похожи на опоры мостов и американские горки: нечто современное, конструктивное и инженерное.
Реализация
Башня Татлина не была построена. Не сохранился и макет: он два года простоял в московском Доме Советов и был демонтирован. О модели мы можем судить только по фотографиям и двум начальным чертежам, которые отличаются от итогового макета.
Почему памятник III Интернационалу так и не был возведён? Сначала революционным художникам дали свободу, и на бывшей Дворцовой площади возникли фантастические временные строения: например, инсталляция Натана Альтмана — колоссальные супрематические конструкции. Однако очень скоро Татлину объяснили, что авангардистские эксперименты большевики не приветствуют и памятники должны быть фигуративными.
Несмотря на настроения правящей верхушки, Татлин верил, что его грандиозный проект станет успешным. Но приняли его в основном сами авангардисты: Владимир Маяковский восторженно приветствовал «первый памятник без бороды», Виктор Шкловский называл «памятник из железа, стекла и революции» «новой Вавилонской башней, которую собираются возвести большевики». В восторге была и западная пресса, в частности немецкая — например, с газеты Frankfurter Allgemeine и начала распространяться новость о башне. При этом комиссар народного просвещения Анатолий Луначарский, ведавший культурой, говорил, что ему хочется сбежать из города, в котором мог стоять «этот монстр».
Кроме того, Татлин не получил образования архитектора (как и любого другого полноценного образования) и создавал свой памятник без профессиональных расчётов или согласования со специалистами. Современный исследователь русского авангарда Шенг Схейен утверждает, что подобный проект даже сегодня не может быть воплощён в жизнь — просто в силу действия физических сил.
Скорее всего, считает Схейен, Татлина вообще не волновало, будет ли реализован его проект, — для художника главной и единственной целью была идея.
Влияние
Башня Татлина — даже не построенная и оставшаяся в памяти художников скорее как прекрасный миф — в полной мере воплотила идею футуристической архитектуры будущего. Этот проект повлиял на следующие поколения архитекторов-конструктивистов.
Уже в тридцатых годах советские мастера — Яков Чернихов, Владимир Кринский, Николай Ладовский и многие другие — обращаются к теме проектирования фантазийных строений, в которых могли бы размещаться главные учреждения советской страны. Владимир Кринский создал проект небоскрёба на Лубянской площади, Иван Леонидов — проект типографии газеты «Известия» в Москве, мастерская Николая Ладовского — проект небоскрёба Высшего совета народного хозяйства в Москве. В каждом из них видны влияния Татлина.
В наше время технологические возможности строителей наконец-то могут соответствовать фантазии архитекторов. То, что в Москве тридцатых годов казалось недостижимым, воплотилось в силуэте Музея Гуггенхайма в Бильбао (архитектор Фрэнк Гери) — он сочетает множество разных по величине и форме архитектурных объёмов.
Второй пример — инновационное здание для студентов Jockey Club Innovation Tower знаменитой Захи Хадид. Это 15-уровневое многослойное сооружение, похожее на причудливую скалу, нестабильное, как будто оползающее в разные стороны, без чётких вертикалей и горизонталей. Ещё одна, ранняя, работа Захи Хадид — лыжный трамплин «Бергизель» в Альпах — очень похожа на башню Татлина.